«Комсомольская правда», 23.05.1991.
ЛУЧШИЙ В МИРЕ ШЕРЛОК ХОЛМС
переселился с Бейкер-стрит на Лубянку
Несколько лет назад Ливанов заявил: «Во мне живут по крайней мере четырнадцать Ливановых, и я не знаю, как справиться с ними. Каждое утро я пытаюсь обуздать эту непослушную ораву, этих сумасшедших Ливановых, которые тянут меня в разные стороны»…
Он никогда не бывает статичен. Но всегда остаётся Ливановым, и это имя всегда звучит. Прозвучало впервые в кино, в шестидесятых, глубоко и непривычно. Ролей было много, от многих же сам отказался: не его.
Когда почувствовал, что сможет превратиться в «третьесортный типаж», поступил на Высшие режиссёрские курсы. Должен был снимать игровое кино, а ушёл в мультипликацию. Все его мультфильмы популярны. Самый известный – «Бременские музыканты».
Он успел «сделать» себе ещё одно имя, находясь «за кадром», озвучивая мультипликационных героев. Помните Крокодила Гену из «космополитической сказки»? Или того же Карлсона? Везде Ливанов, и везде не похожий один на другого.
Он сочиняет и ставит, пишет книги. Появляется опять в кино, да ещё в таком образе, который долго не вытравится из нашего сознания: Шерлок Холмс.
С началом «новых времён» снова нарушил привычные правила. Ныне Ливанов – художественный руководитель театра «Детектив», из-за которого Василий Борисович вот уже три года воюет с некоторыми деятелями из МВД.
– Василий Борисович, как вы относитесь к тому, что повторили вместе с Виталием Соломиным феномен Конан Дойла?
– В профессии актёра случается время от времени огромное счастье. Можно сыграть кого-то, сыграть хорошо, профессионально. А можно, если хотите, «родить» человека». Это удача.
Конан Дойл в своё время тоже «родил» Холмса и Ватсона. Весь мир вот уже сто с лишним лет воспринимает их как живых людей. Им до сих пор пишут письма. То, что удалось нам с Соломиным, – это соавторство с Конан Дойлом…
– Говорят, на избалованном многими Холмсами Западе вашу игру оценили очень высоко?
– В восемьдесят третьем году в английской газете «Дейли мейл» была опубликована большая статья, где наш с Соломиным дуэт признавался лучшим дуэтом континента всех времён. Нам говорили, что наша работа оказалась ближе к авторскому замыслу, чем все остальные.
– Почему такой парадокс?
– Не знаю. Бывает, случается. Холмс ведь уже вненациональная фигура, и его «англичанство» сделалось нарицательным. Парадокс всё же в том, что люди до сих пор верят: Холмс и Ватсон живут среди нас.
– Как вы воспринимаете массу анекдотов, появившихся после сериала?
– Анекдоты всегда признак популярности, её следствие и издержки. Актёр должен быть популярным.
– А вы знаете какие-нибудь анекдоты о Холмсе?
– Много.
– Тогда какой любимый?
– Это старый анекдот, но он мне нравится. Утром Холмс и Ватсон встречаются за завтраком, и Холмс спрашивает Ватсона: «Дорогой друг, почему вы надели тёплое бельё, ведь сегодня ужасная жара?» Ватсон неимоверно удивлён: «Но Холмс, как вы догадались?» Холмс отвечает: «Очень просто, дорогой друг. Вы забыли надеть штаны».
– Говорят, вам хорошо удаются шаржи?
– Я рисовал и иногда возвращаюсь к этому. Просто сейчас у меня нет времени ни на что, кроме театра.
В своё время я закончил Московскую среднюю художественную школу. Профессиональным художником, как видите, не стал, хотя владею карандашом и кистью. Это очень помогает мне в актёрской и режиссёрской работе. Я всегда рисую свой персонаж, когда собираюсь кого-нибудь играть.
– Однажды, после успеха «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона», вы сказали, что хотели бы сыграть в фильме по собственному сценарию вместе с Виталием Соломиным. Ещё возможно увидеть когда-нибудь такой фильм?
– Я надеюсь. По крайней мере мысль эту не оставляю.
– Как не оставляете дружбы с Соломиным?
– Конечно. И очень дорожу этой дружбой. Она у нас выливается не просто в человеческое общение, но и в общение творческое. Мы вместе с Виталием создавали театр «Детектив». Соломин поставил у нас очень хороший спектакль «Западня для одинокого мужчины» по Роберу Тома.
– Ваш театр? Не окажется ли он на улице?
– Как ни странно, это вполне могло бы случиться. В МВД слишком много сил, которые не хотят ничего менять. Самое радикальное в их деятельности – это смена вывесок. Есть, конечно, и «живые» души. Без преувеличения, один из создателей театра – бывший министр внутренних дел Власов. Бакатин тоже нам помогал. Мы делаем с милицией общее дело, в этом я уверен.
– Но гонения на ваш театр достигли апогея при новом министре…
– Всё дело в том, что вопросами культуры в МВД занимаются совершенно посторонние люди – хозяйственное управление. В ведении этого ведомства и клуб МВД, чьё помещение занимает наш театр. Мы для этих людей – враги культуры: особой, милицейской культуры. Министр Пуго был просто дезинформирован ими.
Кстати, сейчас ситуация обретает, кажется, достойный вид. Наш театр, вместе с МВД и Московской ассоциацией писателей-криминалистов, занялся созданием культурного центра МВД СССР. В этом деле Борис Карлович Пуго – наш союзник.
– Интересный поворот дела…
– Знаете, ещё Пифагор говорил о том, что одна из бед человечества – отсутствие дисциплины при демократии. Чтобы бороться с хаосом, нужны законы. Чтобы создавать эти законы, нужно иметь, как минимум, правовую культуру.
– Клуб МВД находится на Лубянке. Странное место для театра…
– Именно здесь ему и место. Мы ведь особый театр – театр-детектив. Мы утверждаем торжество закона. Классический детектив построен на торжестве закона, на неотвратимости наказания зла.
– Кроме Соломина, кто ваши друзья?
– Геннадий Гладков, он известный композитор, и критик Дмитрий Урнов. Наша дружба продолжается всю жизнь, со времён школы, и закончится, когда мы перейдём в лучший мир.
– А профессиональных сыщиков нет среди ваших друзей?
– Друзей нет, но знакомых много.
– Василий Борисович, чего нам, при всех наших дефицитах, не хватает больше всего?
– Веры в Бога. Душа наша не умирает, и это наполняет жизнь особым смыслом. Если ты думаешь, что умрёшь, тебя зароют и на этом всё кончится, тогда, конечно, можно творить чёрт-те что. Безбожие во многом порождает и преступность.
– А вы всегда верили?
– А верил я всегда, потому что всю жизнь занимаюсь искусством. Люди, занимающиеся искусством, знают, что помимо их дарования существует благая сила, помогающая им или препятствующая, если они отступают то каких-то нравственных правил.
– А нынешнее повальное увлечение церковью – не фарисейство ли?
– Не думаю. Мы прошли через такие страдания, что наше возвращение в лоно веры абсолютно объяснимо духовной потребностью. Только радоваться этому можно.
– У вас есть любимые писатели?
– Очень люблю русскую философию: Соловьёва, Бердяева, Федорова, Ильина. Мы очень долго были лишены национальной философии…
– Наше очищение сознания и так называемое возвращение может привести к какому-нибудь благому результату?
– Я в это верю. У нас прервалась связь времён: историческая, национальная, философская. Мучительно, с большими издержками связь эта восстанавливается сейчас. Если она не восстановится, мы, русские, обречены. Утрата национального сознания – гибель.
– А присущие крайности?
– Какие могут быть крайности, если представители очень многих национальностей могут говорить о своём достоинстве, особенностях, традициях, не очень-то опасаясь обвинений в национализме, шовинизме, а русские – нет. Тем более, что речь идёт не о шовинизме, а о национальном достоинстве.
– Василий Борисович, а вы никогда не испытывали сложностей из-за того, что не состояли в партии?
– Нет. Хотя я понимаю, что мог бы эти сложности испытывать. До объявления о перестройке мне, конечно, никто не разрешил бы создать театр.
Когда я закончил Высшие курсы режиссёров кино, то вообще ушёл на улицу и был предоставлен сам себе. И двадцать шесть лет находился в таком положении. Жил на свой страх и риск, сам себе директор и начальник. Был вольным человеком, работал по контрактам на киностудиях, в издательствах. Такое положение требовало определённой самоорганизации, оно меня устраивало.
– Вы когда-нибудь боялись остаться без куска хлеба?
– Случались периоды, когда у меня просто не было ни копейки. Но деньги можно занять у друзей.
С. Берестов.
|