ОБ АКТЁРАХ

С самого начала я знал, что Холмса должен играть Василий Ливанов. До этого он снимался в моем фильме «Ярославна – королева Франции». Играл там лохматого, разнузданного, драчли­вого, пьяного рыцаря, что, кстати говоря, соответствует его личному характеру. Но при этом благодаря своей семье он человек породистый, длиннолицый, как и Холмс, умеет себя держать. Если сбрить его усы, с которыми в обычной жизни он никогда не расстается, то получается вылитый Шерлок Холмс. Кроме того, в нем есть какое-то мальчишеское начало, желание «поиграть в англичанство», как сказал когда-то Василий Аксёнов. Мне это тоже не чуждо, поэтому мы работали с удовольствием, несмотря на мое равнодушие к детективам. Между прочим, никакого детектива из наших фильмов и не получилось, а получилась комедия, где главное место занимают человеческие отношения. Восемь лет мы «отдыхали», снимая фильмы о Холмсе и Ватсоне. Правда, в перерывах мне удалось снять «Пиковую даму» и «Зимнюю вишню».

До этого мы с режиссёром Игорем Масленниковым работали на картине «Ярославна, королева Франции», где я играл рыцаря Бенедиктуса. Масленников дружил с замечательным оператором Юрием Векслером, к сожалению, рано ушедшим из жизни, который и начал снимать этот сериал – и Векслер ему подсказал исполнителя, то есть вашего покорного слугу. Я до сих пор не понимаю, каким образом в лохматом усатом рыцаре, которого я играл в «Ярославне», он разглядел Шерлока Холмса. Это для меня полная загадка.

Александр Кайдановский

Как всегда в кино, кроме меня необходимо было представить ещё какие-то кандидатуры. Как я потом узнал, кроме меня на эту роль пробовался Сергей Юрский и Саша Кайдановский, мой товарищ. Но поскольку режиссёр и оператор были убеждены в моей кандидатуре, им удалось убедить и чиновников.

Что мне кажется очень важным – экранизаций классики делается много, но не всегда экранизаторы задаются вопросом: «А почему, для чего мы делаем эту экранизацию по прошествии многих десятилетий? Какое отношение это имеет к нашей современной жизни?» Мы об этом задумались и поняли, что в этих произведениях Конан Дойла есть много нравственных характеристик, которые очень важны и для нашего времени. Скажем, это абсолютное бескорыстие героев в помощи людям. Холмс и Ватсон идут выручать людей из беды прежде всего из соображений гуманных, человечных, а не из соображений возможности заработать. Кроме этого – абсолютная преданность своему делу, мужская дружба. Холмс и Ватсон – это надёжные друзья любого человека, терпящего бедствие. Это очень и очень важно для нашего сериала.

Я скучал по своему другу Шерлоку Холмсу, когда были длительные перерывы во время съёмок. Мне нравилось делать эту работу. Я относился к нему как к очень близкому мне человеку. А то, что какие-то черты моего характера совпадают с Холмсом – это безусловно, иначе перевоплотиться и жить в этом образе невозможно.

Александру Кайдановскому была сделана только единственная фотопроба. О Сергее Юрском и речи не было! Наш первоначальный «кастинг» был таков: Холмс – Ливанов, Янковский; Ватсон – Басилашвили; Хадсон – Зелёная, Ханаева; Лестрейд – Дуров, Брондуков; Хоуп – Евграфов, Караченцов...

Я искал героев по одному лишь признаку: у обоих героев голова должна быть репкой. Только у одного хвостиком вверх, у другого – вниз.

Виталий Соломин

В актёрском отделе «Ленфильма» я обнаружил фотографию Виталия Соломина с наклеенными английскими армейскими усами. Просто вылитый Конан Дойл в молодости! Это порода эдинбургских северных англичан – рыжеватых, курносых, с таким шотландским акцентом. Кстати, Виталий был очень похож на известного английского комика Терри Томаса, сыгравшего в картине Крамера «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир». Но на Центральном телевидении, по заказу которого мы и снимали эту серию, не утверждали ни Ливанова, ни Соломина. Они сказали: «Какой это Холмс?! Мы знаем Ливанова: он шумный, непредсказуемый… А Ватсон?! У него же русская курносая физиономия!» Да мне и Рину Зелёную не хотели утверждать. Говорили, что она уже в таком возрасте, что не выдержит нагрузок: «Как мы будем возить её из Москвы в Ленинград?» Ничего подобного! Она сама шутила на этот счёт. Её ведь звали на самом деле не Рина, а Екатерина Васильевна. Так же, как и мою маму. Как-то обратился к ней: «Можно я вас буду называть Екатерина Васильевна?» «Да вы что, – последовал ответ, – уж лучше зовите меня Руина Васильевна».

Пришлось уговаривать тамошнее начальство. После пробных съемок они посмотрели материал, и дело пошло.

У Конан Дойла нет сколько-нибудь значительных следов миссис Хадсон. В том, что этот персонаж стал третьим действующим лицом, заслуга всё тех же Юлия Дунского и Валерия Фрида. Они увидели все фигуры и, как опытные сценаристы, наделили всех характерами: персонажи не тени, а живые люди. В фильме у миссис Хадсон всего несколько фраз, но актриса каждую реплику делала ударной. Это было замечательно сделано. Когда вышел первый фильм, я сказал Рине Васильевне: «У нас хорошо получается. Вы нравитесь зрителю. Давайте увеличим вашу роль, допишем, прибавим…» Она ответила: «Нет, нет, нет! Я никогда в жизни не играла мебель, и мне это нравится». Она была поразительно остроумным человеком.

Рина Зеленая начала сниматься, когда ей было 77 (!) лет. Представить другую миссис Хадсон уже невозможно. По десять часов она проводила на ногах, затянутая в корсет. Сесть и отдохнуть просто не могла – пластины корсета впивались в бока, причиняя боль. Но играла с азартом. В сцене возвращения Холмса, которого считают погибшим, он появляется, изменив внешность, приклеив бороду. Соломин, как и задумано, падает в кресло – только ботинки торчат. И вдруг Рина Зеленая тоже валится – в том самом платье, в котором даже сесть не могла. Экспромт получился смешным, но режиссёра чуть удар не хватил.

Очень много фраз в фильме придумала Рина Зелёная, каждую фразу сама придумала, вернее, переиначила, переставляя слова – в результате любая фраза становилась у неё репризой.

Окружающих порой удивляло, когда некоторые молодые люди называли её не по имени-отчеству, а запросто – Рина. Но такое обращение к ней Рина установила сама. Люди, которые познакомились с Риной Васильевной ещё в своём детском возрасте, должны были называть её просто Рина, но на «вы». На «ты» её звал только Никита Михалков, которого Рина Васильевна знала буквально с рождения. Мне было десять лет, когда моя мама представила меня Рине Зелёной.

Её реакция на происходящее всегда была неожиданна, юмор – неподражаем.

В основном мы с Василием Ливановым разъезжали вместе, и в поездах, и в гостинице. Обычно встречали нас после поезда рано и везли куда-то в гостиницу, а иногда и не встречали – тоже было такое – и мы одни стояли на вокзале. Так было с Риной Васильевной Зелёной однажды – нас привезли в гостиницу, очень плохую гостиницу напротив Московского вокзала – страшная, скрипящие двери и половицы – и куда-то все исчезли. Час, два, три проходит – никто не появляется, как будто нас забыли…

Рина позвонила из своего номера, чтобы узнать, какая сцена намечена к завтрашнему дню. Я ответил, что не знаю, мне никто не говорил. «В этой группе, – сказала Рина, – ничего никому никогда не говорят. Пора брать языка».

Однажды, после запозднившейся съёмки, мы с Риной спешили на вокзал к московскому поезду. Маленький студийный автобус мчался по пустому в этот час Невскому проспекту, прихваченному мартовским ледком. Я сидел спиной к водителю. Рина устроилась в самом конце салона, напротив прохода. Вдруг из переулка вылетело такси и ударило наш автобус в бок. Удар был такой силы, что Рину выбросило из сиденья, она пролетела через весь автобус и рухнула ко мне на колени, обхватив мою голову руками. И что она в этот момент выговорила? «Спокуха, я с вами!»

Для меня работать с Виталием было огромным везением и счастьем. Мы познакомились с ним на первой пробе. Я никогда его не видел в театре, смотрел только по телевидению спектакль «Не всё коту Масленица», где он меня поразил, особенно фантастической пластикой. Он двигался божественно. Это особый дар. Наверное, он мог быть великолепным балетным танцором. Он очень щедро был Господом одарён для своей профессии… И он это не эксплуатировал, а совершенствовал. Что очень важно.

В.Ливанов и В.Соломин

Оказалось, что мы очень во многом совпадаем. Главное, мы полностью совпадаем в представлении об искусстве. В наших пристрастиях: симпатиях, антипатиях. Это было замечательно. Это было основой, особенно для Виталия, который был очень придирчив, избирателен…

А потом у нас начались уже близкие отношения, разговоры. Чтобы играть дружбу, надо чувствовать друг к другу симпатию. Эта симпатия потом переросла в настоящую дружбу. Мы стали бережно относиться друг к другу, мы понимали друг друга. Наши семьи сдружились: наши жёны и дети были как бы вовлечены в эту атмосферу…

Для меня такое высокое мерило наших отношений то, что мы с ним семь лет катались из Москвы в Питер и обратно. Семь лет снимали «Холмса». И я обратил внимание, что мы замечательно вместе молчим. Нам не нужно было всё время трепаться, абсолютно не нужно. В этом молчании было дружеское единение. Поддержка. Оно доставляло успокоение.

У нас в картине было сотворчество. Масленников даже придумал замечательную фразу: «Вы угадали тайный замысел режиссёра». И сам хохотал.

Виталий Соломин многое привнёс в картину. Сначала он «переваривал» то, что я ему предлагал, удалялся, бродил, думал, а потом что-то подправлял по-своему и всегда делал лучше. Причем непременно учитывал и интересы Ливанова-Холмса, воспринимая обе роли как единое целое. Они очень подружились, несмотря на то что, как мне казалось, Ливанов эгоистичен и весь в себе, да и Виталий закрыт. И если меня спрашивают, почему сериал имеет успех, я всегда отвечаю: потому что «спелся» дуэт Ливанова и Соломина. Они получали удовольствие от работы друг с другом, а раз так, то и зрители получали удовольствие от их игры. В эпизод, когда Ватсона, переодевшегося в костюм кюре, узнали из-за рыжих усов, Соломин добавил мелочь: спешно прикрыл усы подвернувшейся под руку книгой и бочком удалился. От Соломина пошла фраза: «Ну, знаете, Холмс!». Жесты и реплики рождались и прямо на съёмочной площадке, и в вагоне поезда «Москва – Ленинград». Там же проходили и репетиции многих сцен.

Уже прошло много времени, можно раскрыть некоторые секреты. После полутора месяцев съёмок мой друг Василий Борисович Ливанов загулял. В гостинице «Европейская» в Ленинграде Васенька загулял, и найти его после этого не могут. И тогда Виталий Соломин, тоже мой приятель и коллега по театру, говорит режиссёру Игорю Масленникову: «У нас есть Клюев, кепочку на него надеть, грима никакого не понадобится. Нос с горбинкой, лицо узкое, ямочка…» Васю решили снять с роли и пригласили на пробы на роль Шерлока Холмса меня. Покойный Юра Векслер – блестящий оператор «Ленфильма» – постарался, так здорово меня снял, что пробы оказались блестящими. Тут же по Питеру пронёсся слух, что приехал Клюев и сделал блестящие пробы на Холмса… И вот вам сила искусства – Василий Борисович бросил пить без всякого врачебного вмешательства, пришёл на площадку: «Нет, нет, не надо Клюева, я готов…» Но благодаря хорошим пробам меня в следующей серии взяли на роль старшего брата легендарного сыщика. И действительно, роль оказалась моя. Она была сложной. Там можно было поиграть со вторым планом и комедийными акцентами.

Передо мной встала задача найти на роль Лестрейда комичного, забавного актёра, потому что именно таким был он в сценарии. Выяснилось, что все наши комики какие-то очень уж русские, и найти «англичанина» — это целая проблема. Типологически, вроде, ничего, но как только начинают играть, то сразу что-то неанглийское выходит. А Брондуков был и комичным персонажем, и, как мне казалось, интер­национальным. Мы с ним встретились, но он сразу сказал: «Какой я англичанин? У меня же украинский акцент!» Я сказал, что мы сможем переозвучить. Уже тогда существовала этическая норма, что без разрешения самого исполнителя переозвучивать его каким-то другим голосом нельзя. Тогда Боря сказал: «Замечательно, если это будет Игорь Ефимов». Был у нас на «Ленфильме» такой актёр, который работал, в основном, в дубляжной группе. У Бори сработало внутреннее чутьё.

Мы все получали удовольствие от общения с ним. А Рина Зелёная была просто влюблена в него и каждый раз спрашивала: «Будет ли сегодня на съёмках присутствовать инспектор Лестрейд?» Брондуков был буквально «набит» анекдотами. Многие актёры — анекдотчики, это так принято. Но Боря был в этом смысле удивительным кладом. Как только он появлялся, все ждали чего-то смешного. Его шутки касались, в основном, украинской тематики — сала, горилки, всякого такого. Он был душой компании, человеком забавным, обаятельным и очень приветливым.

Он был замечательным актёром! Не просто исполнитель, а очень искренний, органичный актёр, очень хорошо наполняющий собой любую роль. Я провел с ним пару бесед, и он легко всё ухватил. А во время работы отличался полным пластическим доверием тому, что предстояло сделать. Рисунок роли был найден довольно быстро. А вот с костюмом пришлось повозиться. Но когда наконец нашли образ Лестрейда — всё ему мало, он из всего вылезает, всё у него затянуто «в дудочку» — то Боря сразу понял, что надо делать. Через этот облик, через эти гетры, через эту дурацкую кепку понял, куда двигаться надо.

Негры в те далёкие годы были большой редкостью, и на роль Тонги был приглашён Юрий Серов – наш постоянный монстрообразный типаж-массовочник.

Но я подошёл к этой роли серьёзно. Начал думать о судьбе героя. Почему он такой злодей, что в нём не так? И решил, что, возможно, от физической ущербности. Такой человек должен иметь комплексы. Поэтому придумал себе небольшой горбик, прямой немигающий взгляд. Гримёр Ленфильма, удивительная женщина Людмила Елисеева, мою идею поняла с полуслова и преобразила меня лучше некуда. Увидев меня, Игорь Фёдорович тут же утвердил меня не в качестве дублёра-каскадёра, а на роль самого Мориарти. Вот так от роли святого я перешёл к роли злодея.

Это особый дар, свойственный немногим актёрам очень высокого класса, и Олег Янковский тоже им обладал. Я снимал его в разных ролях, Олег никогда ничего не делал со своей внешностью, но вспомните, какой он удивительно разный везде. Только один раз, в «Мюнхгаузене» у Захарова, он приклеил себе усы и косичку.

Мы с ним часто заседали в каких-то комиссиях по выдвижению на премии и присуждению званий. Олег был очень открытый, отзывчивый и приветливый человек, и многие этим пользовались, загружая его многочисленными общественными делами. А он никогда не отказывался.

Что же до Стэплтона, то я всегда с удовольствием думал, что его будет играть только Олег. И знаете, почему? Дело в том, что, помимо всего вышесказанного, он обладал ещё одним удивительным качеством — был актёром отрицательного обаяния. Нет, Олег мог быть и положительным героем, но прекрасно делал и всяких негодяев — они у него получались замечательными.